Вечер авторской песни
Юлий Ким

1 апреля, 4:00

Christ Lutheran Church, 8011 Old Georgetown Road, Bethesda

Цена билета: $15.00
Билеты: Саша Грайновский, (301) 986-3918, (301) 515-9665, kspdc@kspus.org

31 марта, 4:00

4300 Crest Heights Rd, Baltimore, MD.

Цена билета: $15.00
Билеты: Garry, 410-415-6087 (night), 410-997-8700 ext 6905(day).

СЛОВЕСНИК

Борис Жуков

Однажды, году так в 1983-м популярный в ту пору артист эстрады и кино Игорь Скляр в какой-то телепередаче объявил, что споет русскую народную песню. И запел:

"Губы окаянные,
Думы потаенные..."

И услышал невозмутимое:

- Русский народ слушает.

Это не анекдот. Точнее, анекдот в первоначальном смысле этого слова: поучительная подлинная история об известном человеке. Впрочем, известность у Кима - особого рода. Далеко не каждому о чем-то говорят эти имя и фамилия ("это какой Ким? Который роман "Белка" написал?"). Но произнесите, напойте, намурлыкайте по строчке из двух-трех его песен - и ваш собеседник улыбнется счастливой улыбкой узнавания. В самом деле, кто же не знает: "Наплевать, наплевать, надоело воевать!", На далеком севере ходит рыба-кит...", "Белеет мой парус, такой одинокий на фоне стальных кораблей", "А бабочка крылышками - бяк-бяк-бяк-бяк", "Точка, точка, запятая...", "А я маленькая детка - метр сорок", "А-а в Африке горы вот такой вышины"... Если же вы прибавите "А потом возьму аргумент свой единственный..." или "Ходют кони над рекою", то ваш собеседник, пожалуй, еще и не поверит, что у этих песен вообще есть автор.

"На пороге наших дней..."

Советско-корейский журналист и актер Ким Чер Сан успел передать своему сыну только природный артистизм. Меньше чем через год после рождения сына Ким-старший был арестован и вскоре расстрелян. Чуть позже будущий бард расстался и с матерью, отделавшейся "всего-навсего" восемью годами лагерей и ссылки как "член семьи изменника Родины". Юлику и его сестре тоже в каком-то смысле "повезло" - они избежали заботы родного государства, прожив эти годы у дедушки с бабушкой, а затем у тетушек.

После возвращения матери семейство переехало в Малоярославец - освобожденной ЧСИРке было запрещено жить ближе ста километров от столицы. Впрочем, в 1951 году Ким вместе с матерью уехал в Туркмению - подкормиться (его сестра вернулась в Москву). В 1954 году Ким вернулся в Москву и поступил в пединститут. Его мать оставалась в Туркмении до 1958 года, когда ей ввиду полной реабилитации восстановили московскую прописку.

В те годы аббревиатуру МГПИ московские студенты часто расшифровывали как "Московский государственный поющий институт". В те годы в нем учились Юрий Визбор, Ада Якушева, Юрий Ряшенцев, Борис Вахнюк, Владимир Красновский. Не мудрено, что Ким вскоре после поступления тоже взялся за гитару. Сочинялось многое, сочинялось легко и часто так же легко забывалось, да и из того, что сохранилось, многое понятно лишь институтским друзьям. Но среди творений тех лет - те же "Губы окаянные" и ряд других песен, разлетевшихся вскоре далеко за пределы МГПИ. А среди институтских приятелей - друзья на всю жизнь, как Юрий Коваль.

"На пороге наших дней
Неизменно мы встречаем,
Узнаем и обнимаем
Наших истинных друзей.
Здравствуй, время гордых планов,
Пылких клятв и долгих встреч!
Свято дружеское пламя,
Да не просто уберечь..."

"Вундеры и киндеры вовсе замучили..."

В 1959 году "лицейская жизнь" кончилась, и свежеиспеченный преподаватель словесности и обществоведения поехал по распределению учительствовать в интернат рыбачьего поселка Анапка на Камчатке. Поселок - пара тысяч жителей, три часа лета от Петропавловска, два десятка домиков-бараков между бескрайней тундрой и Великим океаном. Из московского кипения, из дружеского круга, из атмосферы Московского фестиваля и вечеров в Политехническом - да на этакий-то край света!

Однако вскоре новый учитель стал центром кружка, в котором не только школьники, но и коллеги-педагоги с удовольствием пели, плясали и разыгрывали сценки. А у самого Кима одна за другой пошли песни с "местным колоритом": "Тундра", "Капитан Беринг...", "Матросы играют в домино" и другие. Позднее Ким вспоминал это время как самое счастливое в жизни.

Тем не менее, по истечении обязательного трехлетнего срока он вернулся в Москву. И в 1965 году попал в только что организованный академиком Колмогоровым "питомник гениев" - школу-интернат с физико-математическим уклоном, куда приглашали одаренных ребят со всей страны.

Тот, кто не пережил то время, вряд ли может представить себе степень благоговения тогдашнего общества перед представителями точных наук. Само существование гуманитарного знания представлялось многим (в первую очередь самим "вундеркиндам" с их отроческим радикализмом) небольшой недоработкой, этакой научной целиной, которую в самые ближайшие годы вспашут строгими экспериментами и точными формулами. Кроме того, профильные дисциплины в интернате вели преподаватели мехмата МГУ - и остальные учителя должны были соответствовать этому уровню.

Но вскоре ученики интерната с тем же азартом, что и дети рыбаков Анапки, играли и пели в сочиненных Кимом пьесках. И с удовольствием слушали, как учитель читает не значащуюся в школьной программе прозу - Олешу, Бабеля, Булгакова.

Дело, наверно, не только в огромном личном обаянии Юлия Кима, в его даре рассказчика и собеседника. Есть люди, которые, приехав туда, где прежде никогда не были, через пару дней начинают говорить со всеми фонетическими особенностями местного диалекта. Это происходит без всяких усилий с их стороны, иногда даже раздражает их самих. Примерно такова же, вероятно, природа абсолютной стилевой восприимчивости у Кима. Его "школьные" песни написаны на том самом языке, на котором разговаривали, думали и чувствовали их слушатели и исполнители. Эта переимчивость, стилевая "протейность" Кима и стала причиной многочисленных недоразумений вроде того, которым мы начали эти заметки. А в то время, когда они готовились к печати, известная московская газета вышла со строчкой из кимовского "Девятнадцатого октября", подписанной "А. Пушкин". Ни у автора, ни у редактора, видимо, не было и тени сомнения в авторстве строки.

Такая особенность - сущий клад при сочинении инсценировок, переложений, вставных номеров и песен к фильмам. С другой стороны, Киму и самому всегда хотелось видеть свои сочинения поставленными и разыгранными. В фильме Теодора Вульфовича "Улица Ньютона, дом 1" (все на ту же популярную в те годы тему "физиков и лириков") Ким и его друг Юрий Коваль просто поют в кадре свои песни - точно так же, как они делали это и без всяких съемок. В следующем фильме - "Похождениях зубного врача" Элема Климова - песни Кима поет уже Алиса Фрейндлих в аранжировке Альфреда Шнитке. Предложения написать песни к фильму или спектаклю поступали все чаще, обычными стали и выступления с гитарой, и Ким уже подумывал о том, чтобы распрощаться со школой и перейти в вольные сочинители.

Но все произошло само и гораздо быстрее, чем он планировал.

"Как Ким ты был, так Ким ты и остался"

В середине 60-х годов, после процессов над Бродским, над Синявским и Даниэлем советская интеллигенция, только-только вкусившая сладость относительного свободомыслия, почувствовала острую угрозу возвращения сталинских порядков. И попыталась, как умела, ей сопротивляться. В сущности, советское диссидентство выросло не из отрицания существующей власти, а из попыток понудить ее выполнить прежние обещания или хоть не отнимать уже дарованных вольностей.

Основной формой этой общественной активности стали коллективные (чтобы не так страшно было) письма "на высочайшее имя" - в ЦК КПСС. Ким, хотя и посмеивался в песенках над наивностью затеи, принимал в ней самое активное участие - не только подписывал, но и сочинял заготовки текста. Трудно сказать, была ли хоть какая-то конкретная польза от этих писем, но и прямой угрозы для "подписантов" из-за них тоже не было. До поры до времени сходили с рук и более серьезные проявления фронды - вроде попыток общественной защиты на политических процессах. Гром грянул в 1968 году: перепуганная "пражской весной" власть принялась давить без разбору любые проявления гражданской активности.

Руководство интерната, спасая уникальное заведение, предложило Киму подать заявление об уходе. Одновременно "искусствоведы в штатском" настоятельно порекомендовали ему воздержаться от любых концертов (да и возможности проведения последних резко сократились). Киму припомнили не только (и, может быть, не столько) собственно правозащитную деятельность, но и серию беспощадно-остроумных песен, которыми он "приветствовал" курс нового руководства СССР.

Тем охотнее Ким принял заказ Петра Фоменко на песни к спектаклю "Как вам это понравится", а затем и режиссера саратовского ТЮЗа Леонида Эйдлина - на песни к спектаклю "Недоросль" по классической комедии Фонвизина. Поскольку само появление на афише фамилии "Ким" могло погубить спектакль, было решено, что у автора песен будет псевдоним. О нем вспомнили в последний момент на вокзале, когда Эйдлин уезжал в Саратов с готовыми песнями, придумывали в спешке: Иванов, Петров, Сидоров... Остановились на Михайлове - отчасти потому, что не припомнили ни одного современного литератора с такой фамилией, отчасти потому, что поезд уже трогался. Так и получилось, что в театральные афиши, а затем и в титры кино- и телефильмов Ким вошел "Ю. Михайловым". "Я до сих пор не знаю, что значит это "Ю.", - смеется Ким. - Юрий, Юлий, Ювенал?.."

За театральными спектаклями последовали кинофильмы. Правда, там обнаружилась своя специфика: у фильма всегда был штатный композитор, и внедрять в его музыку мелодии Кима было не очень удобно - и с точки зрения эстетики, и чисто по-человечески. Поэтому, как правило, Киму предлагали написать только слова будущих песен. Такое занятие называется французским словом "паролье". Его можно было бы буквально перевести на русский как "словесник", если бы так уже не называлась первая специальность Кима - учитель языка и литературы.

Примерно к этому времени относится и отход Кима от активной правозащитной деятельности. "В какой-то момент я понял, - говорит он, - что в случае чего пострадаю не только я, но и десятки занятых в спектакле людей. Я решил, что не имею права рисковать их работой, и больше уже не участвовал ни в чем". И только в ответ на прямой вопрос нехотя признается: "Ну, кое-что иногда я и позже делал... Но, конечно, уже негласно".

"Паролье Ю. Михайлов" пробовал работать со многими композиторами, но в конце концов круг их сузился до двух: Владимира Дашкевича и Геннадия Гладкова. В них он нашел редкое для композиторов-песенников уважение к стиху, тягу к стилизации и драматургии. И - категорическое неприятие деления на "искусство для избранных" и "масс-культуру для быдла".

В 1974 году Ким вступил в профком драматургов - невесть каким чудом пробитое в высоких инстанциях объединение литераторов, не числящихся в Союзе писателей. Это давало выплаты по больничному, трудовой стаж, а главное - защиту от возможных обвинений в "тунеядстве". Однако "название обязывает - пришлось стать драматургом", - говорит Ким, имея в виду свои первые пьесы. На самом деле, конечно, опыты в драматургии стали естественным продолжением его песенного театра. Большинство его пьес и оба киносценария - это инсценировки чужих сюжетов, некоторые совершенно оригинальны, а одна представляет собой нечто невообразимое: "реконструкцию" упомянутой в романе Воннегута "Бойня #5" солдатской инсценировки "Золушки".

"Михайловым" Ким пробыл до самой перестройки. Только в 1985 году на афише спектакля театра имени Станиславского "Ной и его сыновья" (на первых представлениях которого Ким сам играл главную роль) появилась настоящая фамилия автора пьесы. Так неожиданно буквально сбылась сказанная 30 годами ранее шутка одного из друзей Кима: "Как Ким ты был, так Ким ты и остался".

"Поживем, ребята, при свободе..."

Карьера Кима вызвала некоторое замешательство у ревнителей и теоретиков жанра авторской песни. Все, кто брался рассуждать об этой песне, сходились на том, что ее главное достоинство - искренность, личностность, "разговор от первого лица". В эту схему никак не вписывался автор, пишущий от лица любого персонажа из любой страны и исторической эпохи.

"А Высоцкий? - возражает Ким. - Сколько у него песен от лица самых неожиданных персонажей? Я в свое время был поражен, узнав, что все самые сильные его песни - "Я не люблю", "Кони привередливые" и другие - написаны для чего-нибудь, для фильмов или спектаклей. Видимо, присутствие лирического героя - не обязательный признак авторской песни. Я думаю, что главное в ней - интонация".

Его правоту десять лет назад подтвердил созданный Олегом Кудряшовым театр "Третье направление". Молодые актеры разыграли несколько десятков песен Кима разных лет, подавляющее большинство которых было написано к фильмам или спектаклям. Выстроенные друг за другом без единой речевой связки, эти песни сложились в удивительно цельный и стильный спектакль "Не покидай меня, весна".

И еще одна черта отличает Кима от большинства его коллег - резко оптимистический взгляд на окружающую действительность. Это касается и культурной ситуации (когда несколько лет назад Булат Окуджава объявил о смерти авторской песни, Ким возразил ему, как пушкинский мудрец - подарил кассету с песнями молодого барда Михаила Щербакова), и политики.

Речь идет не о политической лояльности - на чеченскую войну Ким откликнулся хлестким "Кавказским маршем". С другой стороны, подавляющее большинство известных бардов тоже на всех крутых политических поворотах поддерживали реформаторов и уж во всяком случае никто из них даже краешком каблука не замарался о "народно-патриотическую" оппозицию. Но в их песнях и выступлениях последних лет чувствуется нескрываемая горечь и разочарование: новая Россия оказалась совсем не такой, о какой они когда-то мечтали.

А Ким в это время признается: "Меня не покидает ощущение переживаемого счастья. Я счастлив, что дожил до этого поворота в жизни моей страны. Мы же никогда не думали, что будет после этой власти, и как-то подсознательно казалось, что обязательно сразу станет лучше, что вот она рухнет - и все будет хорошо. Я, конечно, тоже прогнозов не строил, но мне было ясно, что сразу хорошо не будет". Этот взгляд выразился и в песне, которой он проводил уходящий режим:

"Когда же вы уйдете,
Поскольку мы в цейтноте,
Начнется потрясающий атас:
И дров мы наломаем,
И дурочку сваляем,
И то, и се, но главное - без вас!.."

А другую его песню, пересмеивающую дежурные интеллигентские страхи, завершает ликующий куплет:

"Жили мы при Пете, жили при Володе,
Нам что те, что эти надоели господа.
Поживем, ребята, при свободе -
Мы при ней не жили никогда!"

Home - Календарь - Кемпинги вокруг DC - Походы и слеты - КСП на сети - Авторы и песни - Мы и наши странички

Boris Veytsman, Mon Feb 7 22:20:34 EST 2000
Спасибо всем, кто помогал в работе над сайтом
Шарж на Булата Окуджаву из книги К. Мелихана "Юмуары" (Copyright) К. Мелихан, 1997. Публикуется с разрешения.